Могильщик. Чёрные перчатки - Страница 66

- А как звали того брата, не помните? - сквозь зубы спросил могильщик.

- Давно дело-то было, - тяжело вздохнув, ответила вторая бабка. - Да и быстро он дом-то продал, купцу, Гришу, который тебя из дому-то своего сейчас выставил. А ты, чего, знал их?

- Можно сказать и так, - тихо сказал Велион. - Можно сказать и так. Спасибо, бабушки.

Он ушёл, оставив бабок шушукаться.

Долго брёл по городу, чувствуя, как сжимается его сердце. Его прошлое, о котором он практически никогда не задумывался, настигло его и схватило за глотку. Велион знал - пока он не выяснит, что на самом деле произошло с его семьёй, он не успокоится. Значит, так тому и быть. Сейчас он вернётся к Крами и оставит ей двадцать марок. Они пойдут в оборот и принесут ему выгоду. Оставшиеся в кошельке десять марок ему пригодятся для другого дела.

Могильщик расправил плечи и целеустремлённо зашагал вперёд. Вчерашнее разочарование в Валлае было забыто, была забыта школа убийц.

На время были забыты даже могильники.

У Велиона появилась ещё одна цель в жизни.

Глава 8. Простой заказ

Порой тракт бывает людным местом. Дело, конечно же, в путешественниках, торговцах, пилигримах, нищих, дезертирах, проститутках, гонцах, разбойниках и, в меньшей степени, могильщиках. А кто ещё окажется на дороге?

Нет, кое-кого Велион забыл. Забыл тех, кого не любил больше всего - странствующих проповедников.

Религий на континенте было множество - какие-то призывали поклоняться единому богу, другие множеству, некоторые, самые мрачные, боготворили демонов. Некоторые религии, в основном языческие, не призывали уничтожать еретиков, не требовали поклонения всего мира. Но некоторые призывали огнём и мечом истребить "еретиков" и "святотатцев". Обычно именно люди, проповедовавшие такие религии, и оказывались на тракте.

Велион, старающийся не лезть в религиозные дела и не собирающийся поклоняться какому-то богу или, если на то пошло - богам, тем не менее не любил этих проповедников. Во-первых, за фанатизм в глазах. Во-вторых, за попрание чужого мнения, то есть - чужих религии. Конечно, порой встречались забавные дедки, рассказывающие занимательные истории про своих богов, но это было весьма редко. К тому же, проповедник, голова которого маячила над сгрудившейся вокруг него толпой в пятьдесят-шестьдесят человек, не была седой. Проповедник был молод, даже чересчур - на вид ему было не более тридцати, пожалуй, даже меньше. Обычно проповедниками становились люди за сорок - по мнению людей, они знали, что такое жизнь, были умудрены опытом, а длительные скитания - или отшельничество - помогли найти им путь к истине.

- ... и когда моя мать, старающаяся закрыть своим телом нас с сестрой, погибла, пронзённая мечом, - громыхал над трактом мощный голос проповедника, - я понял, что мне конец.

Велион сунул руки в карманы и приблизился к толпе, расположившейся на развилке, рядом с указательным камнем. Праздное любопытство, больше ничего. Но и могильщик может его испытывать, ведь и он когда-то был человеком.

- Давно? - поинтересовался могильщик у стоящего в хвосте толпы наёмника.

- Не-а, - буркнул тот. - Только начал.

- Рассказал только о том, как толпа солдат ворвалась в его деревню, - прошептал стоящий рядом мужичёк, по виду возница. - Ему тогда было шесть.

- Ага, - коротко ответил Велион.

- Но боги, тогда мне казалось боги, благоволили мне, - с чувством продолжил проповедник. - Солдат, убивший мою мать, схватил мою сестру и начал срывать с неё одежду.

- Вот так везуха, - прокомментировал кто-то в толпе. На него недовольно зашипели, но кто-то всё же хихикнул.

- Я, не понимая, что происходит, бросился бежать прочь из дома. Я выпрыгнул из окна и побежал через горящую деревню. Я видел, как убивают и насилуют моих соседей, как жгут их дома, ворую скот, растаскивают вещи. "Боги, - думал я, - за что вы обрушили на нас такое наказание?". Но боги молчали. По их попустительству резня продолжалась. Они испытывали нас, и мы не смогли пройти это испытание. Вот какие мысли мелькали тогда у меня в голове.

Я сумел выбежать из деревни. Воины, занятые насилием и грабежом, не замечали мальчишку, да и зачем он им? Я бежал, стараясь найти своего отца, кузнеца, подковывающего лошадей странникам. Он, отец, должен был изменить происходящее, защитить меня, мать и сестру. Но он не мог. Я нашёл его на окраине деревни, с рассечённой головой и вывалившимся из глазницы левым глазом, по которому уже начали ползать мухи. В руках он сжимал свой кузнечный молот, но я думаю, что он просто не успел бросить его, чтобы просить пощады. - В толпе недовольно загудели, оскорбление отца для многих было недопустимо. Но слушать продолжили. - Но я не бросился к его телу, а побежал дальше. Меня будто кто-то толкал дальше, выводил из горящей деревни.

И я вышел.

Не помню, что было со мной в первые дни. Самое важное, что меня не разорвали волки, не загрызли шакалы. Я бродил, голодный и уставший, не способный добыть себе хоть немного съестного. Я шёл, а после полз по нищей степи, где из воды можно найти только солончаки, не понимая, что делаю. Но я продолжал двигаться вперёд, призывая богов помочь мне. Но боги молчали.

"Боги! - кричал я. - Помогите мне!". Но боги молчали.

"Боги! - рыдал я. - Спасите мою деревню!". Но боги молчали.

Я полз, страдая от жажды и голова, и призывал богов, в которых родители учили верить меня с самого детства. Но те не откликались. Боги живут в каждом камне, в каждой песчинке, в капле дождя, и каждое из них и есть частица бога. Но бог, ни один бог, не откликался. Он не видел меня, не слышал, хотя даже во мне должен был жить гран бога. Я рвал ногтями грудь, надеясь, что моё страдание поможет достучаться до них. Я стенал, валясь в горячем суглинке, надеясь, что громкий голос поможет докричаться до них. Я даже разгрыз себе вены на руке, уповая на то, что жертва призовёт их, но всё без толку.